О том, как “бескорыстно”, “искренне”, и, главное, СВОЕВРЕМЕННО уверовал в бога печально известный Анатолий Плево писать не имеет смысла – это общеизвестно. Достаточно напомнить Уважаемому Читателю о том, что, “уверовав”, Плево, естественно, “раскаялся”, причём не в своих, а, главным образом, в ЧУЖИХ “грехах”. Чем и снискал отнюдь не загробное, а вполне земное, материальное “блаженство”, ниспосланное ему волею не бога, а судьи Тополева, администрации ОСИ-21, иже с ними руководства СБУ. Не знаю уж, как теперь, после вышеописанного “раскаяния”, обстоит у него дело с благами духовными, но с материальными благими у него “всё нормалёк”, это точно. И сроку – сами понимаете – поменьше дали, и свиданочки, и сокамерников поприветливее, и всяких иных благ, “Положением о предварительном заключении под стражу” хотя и не предусмотренных, но очень даже весомых, предоставили по максимуму. Словом, отблагодарили Анатолия Плево не скупясь, “от всей души”.
Речь в этой статье пойдёт о другом – о роли “героического” “Моссовета” во всей этой неприглядной истории. Следует отметить, что автор этой статьи отнюдь не пользуется слухами, домыслами, не высказывает свои “вумные” соображения и т. п. К сожалению, я, Лундин Сергей Юрьевич, являюсь хотя и невольным, но соучастником совершённого “Моссоветом” беспрецедентного укрывательства от оппозиционной и правозащитной общественности совершившегося ещё на самой ранней стадии досудебного следствия “раскаяния” А. Плево, а точно выражаясь – совершённого им самого обыкновенного стукачества. То есть, я от своего имени повествую о событиях, в которых принимал самое прямое и непосредственное участие. Итак, “ab ovo” (с самого начала)…
В самом начале марта 2003 года я по поручению “Моссовета” убыл в г. Одессу с целью обеспечения арестованных по уголовному делу №144 комсомольцев защитниками – адвокатами и выполнения некоторых других поручений, связанных с этим делом. 7 марта я заключил с адвокатом Одесской областной коллегии адвокатов Э. Г. Трифоновым договор о защите А. Плево и уплатил ему, согласно квитанции №5614, четыреста гривен. С ним же, адвокатом Трифоновым, была заключена договорённость о том, что он примет на себя защиту ещё четырёх политзаключённых – И. Романова, А. Смирнова, И. Данилова и А. Яковенко. Первых трёх – как “россиян”, а А. Яковенко – как одного из руководителей комсомольцев, во-первых, и как мужа Т. Яковенко, предполагавшейся в руководители (координаторы) создаваемого в г. Одессе “опорного пункта” КЗПБ – во-вторых. В случае, если осуществлять защиту всех пятерых он не сможет – по закону, это запрещено в случае, если между интересами подзащитных имеются противоречия – Трифонов взял на себя обязательство перепоручить защиту этих обвиняемых своим товарищам по юридической консультации, одним из руководителей которой он является. Как адвокат он был известен с положительной стороны, как человек – придерживающийся левых, оппозиционных убеждений, на стене его кабинета висел большой портрет Эрнесто Че Гевары. Сомневаться в его намерениях не было никаких оснований, ему была передана сумма 4х400=1600 гривен, что вместе с 400-ми гривнами, уплаченными за защиту А. Плево, составляло ровно 2000 гривен.
Процессом переговоров с адвокатом Трифоновым руководила В. Басистова. Ежедневно около 22-х часов она звонила из Москвы на домашний телефон некоего Т., на квартире которого я остановился. Согласно указаниям Басистовой, защитником надлежало обеспечить в первую очередь – точнее, “вне всякой очереди” – А. Плево, а затем уже всех остальных. Особое внимание предлагалось обратить на установление с ним переписки, получение от него информации, обеспечение его вещами и продуктами (передачи) и аккумулирование денежных средств на его лицевом счёте в ОСИ-21.
Выполнив эту задачу, обеспечив передачу вещей, продуктов и книг Романову, Смирнову, Данилову и Яковенко (Данилову, кроме того, удалось сделать передачу необходимых ему лекарств), выполнив другие задачи, касавшиеся, главным образом, установления контактов с местными активистами оппозиционного толка, изъявившими в той или иной форме помогать политзаключённым, я вернулся в Москву и отчитался перед Комитетом о результатах своей поездки. Не израсходованные по различным причинам деньги – передачи и переводы на лицевые счета были ограниченны – были возвращены мною в кассу Комитета. Дальнейшие контакты (переписку и телефонные переговоры) с адвокатом Трифоновым и женой А. Плево Марией В. Басистова взяла на себя. На всех последующих заседаниях “Комитета” В. Басистова и Г. Алёхин говорили об А. Плево с воодушевлением, называли его “героем”, ставили его “выше” И. Данилова. Басистова уверяла, что Трифонов выполнил взятые на себя обязательства по защите Данилова, Смирнова, Романова и Яковенко (лично или с помощью других адвокатов – не уточнялось).
Исходящая от О. А. Федюкова и Е. Д. Варфоломеевой информация о том, что защитники для Данилова, Смирнова и Романова приглашены вовсе не Трифоновым, что все направляемые Басистовой средства, передачи и т.п. адресуются только А. Плево, который ведёт себя, мягко говоря, не по-товарищески, вызывая обоснованное возмущение всех “одесситов”, В. Басистовой безмотивно отвергалась.
Вскоре последовал разрыв между О.В. Федюковым, Е.Д. Варфоломеевой и др. с одной стороны и В. Басистовой, Г. Алёхиным и некоторыми другими – с другой стороны. Воспользовавшись этим, Басистова продолжала на заседаниях отколовшейся части “Комитета”, переименованной ею в “Моссовет”, превозносить мнимые заслуги Плево, направлять средства, посылки, передачи только и исключительно ему. Как правозащитная организация, “Моссовет” превратился, как совершенно правильно заметил О.А. Федюков, из КЗПБ – “Комитета защиты политзаключённых – большевистского” – в КЗП – “Комитет защиты Плево”.
При безоговорочной поддержке ни в чём не противоречащего ей Алёхина Басистова иногда доходила просто до абсурда – например, в категорической форме требовала, чтобы все вставали каждый раз, когда она произносит имя Плево. Иногда Басистова торжественно объявляла о том, что получила от А. Плево письмо, показывала с расстояния 2-2,5 метра какую-то бумагу и, прикрывая часть этой бумаги ладонями, зачитывала революционные призывы, заверения в “стойкости”, “несгибаемости настоящего революционера”, описания неслыханных, ужасных мучений, которым якобы подвергают А. Плево. После прочтения фрагмента письма об этих мучениях Басистова прятала этот листок за спину или отдавала его Алёхину и вцеплялась ногтями в своё лицо, не нанося себе, однако, каких-либо повреждений.
На вопрос, зачем она прикрывает ладонями часть писем, Басистова делала испуганные глаза и зловещим, свистящим шёпотом отвечала, “что её квартира “стоит на прослушке” и кивала головой в сторону пустой телефонной розетки (прежде, чем читать эти письма, она всегда выключала телефон), на просьбу показать эти письма Басистова неизменно отвечала категорическим отказом.
Позже от Л.Р. Смирновой мне стало известно, что в моё отсутствие Алёхин говорил, что Басистова закрывает часть “письма” ладонями потому, что считает меня “агентом ФСБ”, а на вопрос, зачем же меня тогда вообще приглашать на эти “заседания”, с многозначительным видом ответил, что “с такими, как он, надо поддерживать хорошие отношения”, при этом самого себя он назвал “дипломатом”.
Однако сведения о том, что А. Плево ведёт себя просто-напросто недостойно, хотя никаким мучениям его не подвергают, что он объявил себя “уверовавшим в бога”, “раскаявшимся” (причём главным образом в чужих “грехах”), приобретали всё большую известность, скрывать их от членов “Моссовета” или голословно отвергать становилось уже невозможно. Поэтому на заседаниях “Моссовета” Басистова стала утверждать, что А. Плево подвергается воздействию “секретных психотропных препаратов”, а показания суду вместо него даёт какой-то специально подготовленный, искусно загримированный под него человек (интересно, зачем обрабатывать человека каким – бы то ни было “секретным психотропным препаратом”, если показания в суде вместо него даёт совершенно другой человек?!) Вся, как выяснилось впоследствии, совершенно правильная, достоверная и объективная информация о предательстве Плево, исходившая от неоднократно бывавшей в Одессе и знавшей об этом явно не с чужих слов Е.Д. Варфоломеевой, объявлялась “происками врагов”, при этом Басистова громогласно именовала О.А. Федюкова “агентом”… и даже не ФСБ, а СБУ! В качестве “доказательства” она указывала на… якобы “украинскую” фамилию Олега Александровича!
Между тем все средства, аккумулируемые “Моссоветом”, продолжали тратиться исключительно на А. Плево. Продолжалось зачитывание, с прикрыванием ладонями большей части листа, каких-то “писем”. Л.Р. Смирновой было прямо заявлено: “Да я за одну записку от Анатолия – ВСЁ отдам!”
В ходе последнего заседания “Моссовета”, проходившего с моим участием я, в свойственной мне грубоватой манере, предложил В. Басистовой прекратить дурачить присутствующих и дать “письма” Плево для прочтения в полном объёме, ехидно заметив при этом, что, если не зачитывать их вслух, то даже “прослушка” ничего не установит, а затем обсудить ставший уже бесспорным факт предательства Плево, “о чём прослушивающие, небось, и без нас давно уже знают”. В ответ Басистова нечленораздельно заверещала, стала бить посуду – несколько тарелок и чашек – своих, поскольку все “заседания” проходили на её “прослушиваемой” квартире, с силой бросать в стены различные предметы, в том числе книги и журналы. Через некоторое время нечленораздельный визг сменился громким криком. Басистова кричала, что она “окружена врагами”, меня, О.А. Федюкова, Е.Д. Варфоломееву и ещё целый ряд людей она называла “агентами” ФСБ, СБУ и ещё невесть каких разведок различных государств, утверждала, что она никогда не “жила” с Плево… Чуть позже возмущаться поведением “агентов” стал и Алёхин.
Не желая участвовать в банальном кухонном скандале, связанном с истерическим припадком (часть “баталии” действительно происходила на кухне), я оделся и вышел, обозвав на прощание Веру Александровну “истеричкой Колбасистовой”, а печально застывшего в дверях Алёхина совсем уже нецензурно, ядовито и изобретательно обыграв полюбившееся ему словечко “дипломат”.
ТОЛЬКО В КОНЦЕ 2004 г. ВЫЯСНИЛОСЬ, ЧТО:
1. О предательстве А. Плево Басистова узнала сразу же, ещё в марте (!) 2003 г., от адвоката Трифонова, из письма А. Плево и от его жены М. Плево, беспрепятственно получавшей свидания со своим мужем.
2. Располагая бесспорными доказательствами предательства Плево, Басистова вместе с Алёхиным умышленно, целенаправленно и сознательно скрывали это не только от оппозиции, но и от всех членов “Моссовета” и присутствовавших на “заседаниях” лиц следующими способами:
а) Зачитывала на “заседаниях” якобы исходившие от Плево письма – вместо подлинных писем Плево Басистова предположительно зачитывала свои записи дневникового характера, держа их на расстоянии не менее 2х метров и прикрывая ладонями для того, чтобы невозможно было разглядеть её почерк;
б) Сообщала заведомо вымышленную информацию об истязаниях, которым он якобы подвергается;
в) Воспретила всем членам “Моссовета” какое-либо общение с защитником Плево и его женой М. Плево под предлогом обеспечения их (защитников и жены) безопасности;
г) Всеми способами дискредитировала людей – главным образом О.А. Федюкова, Е.Д. Варфоломееву и других, располагавших объективной информацией о поведении Плево в ходе следствия и суда.
3. Именно по указанию Басистовой 4х400=1600 гривен были израсходованы адвокатом Трифоновым на защиту только одного Плево, а Романов, Смирнов, Данилов были оставлены без защитников и без материальной помощи.
4. Басистова оклеветала адвоката Трифонова, неоднократно заявляя на заседаниях “Моссовета”, что Трифонов присвоил 1600 гривен и расходует их по своему усмотрению вопреки заключенному с ним договору о защите Романова, Смирнова, Данилова, Яковенко, в то время как Трифонов принял эти деньги в уплату за защиту Плево согласно прямому указанию самой же Басистовой.
5. Басистова скрыла ото всех членов “Моссовета”, кроме Алёхина, что она неоднократно оплачивала поездки на Украину жены Плево Марии, заведомо зная, что М. Плево поощряет религиозные настроения своего мужа и, вступив с целью облегчения его положения в сговор со следователями СБУ, оказывают на него психологическое воздействие в совершенно определённом направлении – в направлении всякого рода “раскаяния”, “изобличения сообщников” и т.п. По мере возможности, Басистова старалась скрыть от членов “Моссовета” не только факт финансирования ею поездок М. Плево в Одессу, но даже и сам факт поездки. Сколько раз в действительности М. Плево ездила на предоставляемые ей следователями свидания с мужем, до сих пор не установлено.
6. Басистова продолжала переводить деньги на лицевой счёт А. Плево, посылать ему передачи и оплачивать поездки его жены в Одессу уже после того, как факт предательства Плево стал настолько очевиден и общеизвестен, что его вынуждена была публично признать сама Басистова. Оказание материальной помощи Плево Басистова прекратила только во второй половине 2004 г.- Внимание! – ТОЛЬКО ПОСЛЕ ТОГО, как от неё отказался сам … А. Плево! Да-да, только после того, как Плево демонстративно отказался принять уже присланную очередную передачу, самодовольно заявив, что ему “от коммунистов ничего не надо!” Воистину, у предавшего коммунистические идеи Плево оказалось больше совести, чем у “пламенной революционерки” В. Басистовой! Ибо, не откажись он от материальной поддержки сам, деньги, предназначенные на нужды политзаключённых, В. Басистова до сих пор продолжала бы тратить только на него!
Таким образом, тщательно скрывая факт предательства, В. Басистова и Г. Алёхин по существу покрывали его, и являются, по моему мнению, если не юридически, то уж во всяком случае морально, его сознательными и умышленными соучастниками.
P.S. Уже после того, как статья была сдана в редакцию, стало известно: помощь А. Плево… продолжается! Да-да, продолжается, не смотря на его отказ! “Да может ли такое быть?!”- спросит Читатель. “Не проникают же, в самом деле, вездесущие “моссоветовцы” в следственный изолятор и не кормят же они Плево насильно! – а как иначе можно накормить рослого здоровенного мужика, который отказывается от кормёжки по “принципиальным” соображениям?” Оказывается, может. Басистова & К* продолжают оплачивать поездки на Украину его жены и дают ей деньги на передачи, а якобы “обманутый” ею (женой) Плево преспокойно продолжает поглощать яства из этих передач, вроде “не зная”, что деньги выделены Басистовой! Наверное, он прав. Он же заявил, что ему “от КОММУНИСТОВ ничего не надо”, а какие, к чёрту, Басистова и её приспешник Алёхин коммунисты? – смешно говорить.
Открылось и ещё одно обстоятельство. Оказывается, еженедельно (раз в неделю) к Плево по его просьбе в изолятор приходит “священнослужитель”, проще говоря – поп, и исповедует его. А ещё – передаёт письма от Басистовой Плево и от Плево – Басистовой. Сами понимаете, что за поп – “простого” к заключённому, да ещё по такому делу, как “одесское”, конечно, не допустят.
“СБУ и УПЦ завсегда в одном лице!” – как выразился, узнав об этом, один остроумный одессит. “СБУ” – это Служба Безопасности Украины, “УПЦ” – это Украинская православная церковь, но именно этот попяра превзошёл всех своих коллег, сотрудничая (с ведома СБУ, разумеется), ещё и с “Моссоветом”. Прямо Джеймс Бонд какой – то, а не “батюшка”! Интересно, в какой духовной семинарии Украинская православная церковь куёт такие кадры? Любопытно было бы взглянуть на программу обучения сего учебного заведения. Меня, как офицера запаса, и отнюдь не “стройбата”, очень интересует, есть ли там наряду со “строевой, огневой и физической” ещё и парашютная подготовка. И, если есть, то я поздравляю своего коллегу -”батюшку” с наступающим праздником. Скоро 2-е августа, как-никак. А клобук в этот день можно заменить беретом. Лично я в этот день точно берет одену, по старой памяти.
- “Благословите, батюшка!”
- “Слава Десанту, “браток!”
Береты в воздух и – “УРА-А!”
Гранит.
Комментариев нет:
Отправить комментарий